Пророчество Предславы. Мещёрский цикл - Сергей Фомичёв

«Лета 6860 года, месяца Апреля, в девятый день, в Сельце помер колдун, прозываемый Вихрем. Колдун умирал в бесовых муках и маялся долго. А упокаивал того Вихря другой колдун, именем Сокол, приехавший в Сельцо по зову суеверных мирян из Мещёрска. Оный Сокол принял от Вихря колдовской знак – змеевик и, судя по этому, перенял его силу. Миряне колдуна схоронили без отпевания, проведя поганые суеверные обряды. В третий день мною учинён был розыск и была выявлена ведьма, племянница упомянутого колдуна, именем Елена. Однако ведьме, не без бесовской помощи, удалось сбежать…»

Ничего особенного, – подумал Алексий, запирая ларец. И ничего, что могло бы помочь сладить с врагом. Будь на месте Леонтия кто поумней, может, и вышел бы какой толк. Но все, кто поумней, сгинули в том же самом проклятом году заодно с лучшими его бойцами.

Алексий вышел из кельи и отправился во внутренний дворик монастыря, откуда раздавался непривычный для обители звон мечей и совсем уж неуместная в доме божьих слуг отборная ругань.

Потеряв тогда почти половину своего монашьего воинства, Алексий приказал Василию перестроить тайную службу.

– Прекрати отбирать монахов только лишь по их тучности и росту, – заявил он печатнику. – У нас нет времени обучать деревенщину. Мы тратим годы на то, чтобы сделать из них воинов, а потом теряем в один день из-за того, что они изначально не слишком годились для дела. Троих в Литве, дюжину в Мещере, да по одному сколько сгинуло то там, то здесь? Не слишком ли много напрасных потерь?

Поэтому оставь в покое простых иноков. Этих болванов сколько ни учи, а против настоящих бойцов они не выстоят. Ищи по монастырям бывших дружинников и бояр, что ратному делу сызмальства обучены. Про каждого сперва мне доложишь подробно. Каждого – ко мне на беседу. Я уж сам буду решать, кто подойдет, кто нет. И поторопись…

Василий не оплошал. Как всякий хороший слуга, он не ограничился выполнением прямых указаний, а проявил расторопность и смекалку. То есть, когда, например, оказалось, что в монастырях подходящих людей не хватает, он именем викария попросту постриг в иноки нескольких боярских отпрысков, припомнив тем кое-какие грешки.

За год Кантарь, один из лучших бойцов, вылепил из породистого материала настоящих воинов веры. Боярских сынков и бывших дружинников он только что по земле не размазывал. Сгонял с них столько потов, что вечером те хлебали воду, словно кони, перешедшие великую степь.

Хотя любой из них в честной схватке одолел бы наставника, который до иночества промышлял торговлей, но в том-то и дело, что тот проповедовал схватку нечестную.

– Для обычной работы княжеская дружина есть, да ополчение, – говорил Кантарь ученикам. – А вам предстоит война тайная, исподтишковая. Ваш враг вовсе и не с мечом может выйти, и не в воинской личине…

Он гонял учеников с раннего утра до позднего вечера. А зачастую и среди ночи поднимал. Молодые монахи начинали день не с молитвы, от которой особым распоряжением их освободил викарий, а с длительной пробежки по окрестным лесам. Кантарь прививал новикам не просто выносливость, но, прежде всего, умение передвигаться скрытно, не теряя при том направления. Потому уходили они в лес ещё до рассвета, чтобы выучиться и в темноте двигаться не хуже, чем при солнечном свете. И только после часа или двух подобных занятий наступала пора завтрака. Тоже необычного. В соответствии с другим распоряжением викария, ученики не соблюдали постов и вовсю поедали мясо. Чтобы не смущать нарушением обычных иноков, питались они отдельно, да и жили в особом монастырском закутке, отгороженном от прочих. Целый час после завтрака, новики читали книги и свитки. Отнюдь не богословские и не канонические. То были книги на всевозможных языках, какие только находились в здешней книгарне.

Затем упражнялись на мечах. До того, как попасть в руки Кантаря, многие его воспитанники считали это дело самым любимым занятием. Теперь им пришлось пересмотреть свои взгляды. Теперь они готовы были выучить хоть ханьское наречие, если бы это помогло избежать ежедневного взаимного избиения во дворе. Но Кантарь требовал от них и того, и другого. За мечами следовали луки, за луками – сулицы, за сулицами – топоры и чеканы. Не обходил Кантарь вниманием и самострелы, и шестопёры, и всевозможные кистени, ножи, удавки. Каждому оружию находилось в его уроках достойное место.

Алексий нередко приходил посмотреть на учёбу, на состязания. Он никогда не вмешивался в работу наставника, лишь стоял незаметно в сторонке и наблюдал. Из одиннадцати учеников Кантаря он особо выделял одного – того, которого приняли лишь по его, викария, настоянию.

Пересвет пока что не подводил Алексия. Числился среди лучших почти во всём, а уж в старательности и упорстве ему не находилось равных. Особенно по нраву пришлась викарию сообразительность Пересвета. Заковыристые задачки тот всегда решал первым и задолго до всех прочих новиков.

Сейчас, когда священник вышел во дворик, чтобы взглянуть на любимчика, Кантарь занимался с другими. Пересвет же, сидя под навесом, читал книгу. Вопреки обыкновению, викарий подошёл к юноше, поздоровался.

– Каковы твои успехи? – мягко спросил он.

– Я ещё очень далёк от того, чтобы быть хоть чуть-чуть полезным вере, кир Алексий, – ответил юный монах и склонился.

– Тем не менее я полагаю, что ты переймёшь науку Кантаря прежде остальных, – возразил священник. – Вот и теперь, когда все только учатся бросать топор, ты читаешь.

– О, нет, – смутился Пересвет. – Тут дело в другом. Я с детства обучен бросать топор. И наставник решил, что мне полезнее будет заняться чтением.

Удовлетворённо кивнув, Алексий взял из рук юноши книгу. Это была, собственно, не книга, а несколько сшитых вместе свитков с сочинениями Омара Ибрахима Хайяма.

– «Трактат о бытии и долженствовании», – перевёл викарий заглавие. – Однако странное чтение для воина церкви. Ладно ещё, что не рубаи…

Он задумчиво посмотрел на покрасневшего юношу, как бы оценивая способность того разобраться в мудрёном трактате.

– Надеюсь, это пригодится тебе когда-нибудь. Бесполезных знаний не бывает, как и знаний опасных. Что бы мы там ни говорили пастве. Если твоё сердце с богом, а помыслы чисты…

Разговор неожиданно прервал печатник. Подбежав к священнику, он взволнованно сообщил:

– Прибыл гонец из-под Полоцка, от игуменьи Феодоры, говорит дело срочное.

Алексий вернул Пересвету книгу, попрощался и, сурово глянув на Василия, отправился обратно в келью.

Гонец с поклоном протянул грамоту. Алексий движением руки приказал печатнику взять письмо, а затем, более резким взмахом, выпроводил из кельи гонца.

– Читай, – приказал викарий, усаживаясь за стол.

Сломав печать, Василий осторожно развернул свиток.

– Так, приветствия опускаю. По сути – «Месяца апреля, в десятый день, в храме Пресвятой Богородицы произошло известное знамение. Божьим изволением грехов наших, двинулось место под Спасским монастырём, и тогда стены…»

– О Боже! – печатник, до которого дошел смысл прочитанного, изменился в лице и испуганно посмотрел на викария.

– Читай дальше, – раздраженно потребовал тот.

– «… и тогда стены храма обрушились, и людей, находящихся в нём, изрядно подавило. Настоятель и монахи, приставы его, погребены были под камнями. Схимница Мария с Божьей помощью успела выбраться из обрушения. Она и сообщила о знамении…»

Алексий встал и прошелся по комнате. Архидьякон смиренно молчал, боясь даже вздохнуть и тем потревожить размышление викария. Но тот не обращал на него никакого внимания. Скорее всего, это ничего не значит. Ну рухнул храм, ну подавило монахов. Сразу уж и знамение! Всякое могло случиться…

Да нет! – осадил он сам себя. – Не стоит надеяться на «всякое». Такие храмы сами по себе не рушатся. Тут медлить нельзя – необходимо тотчас проверить новость, оценить степень угрозы. Но проверить не так-то просто. В Полоцк ехать опасно. Под князем Ольгердом сейчас Полоцк. А князь не больно-то жаловал иерархов церковных, что в Москве засели. Попадись в его руки викарий, мог и шкуру спустить, как это он проделал с Круглецом, царство ему небесное. Очень уж зол литовский князь на то, что поддерживает Москва власть ордынскую и с её помощью прибирает к рукам соседние земли. Мнил себя Ольгерд единственным народным защитником от пришлых врагов.

Так что проверить что да как самому не удастся. И поручить некому – в тайну очень немногие посвящены, а полностью ею владел лишь Алексий. И лишь он один из всех ныне живущих понимал всю серьёзность случившегося в далёком Полоцке. Ни Феодора, ни любая из её монахинь, ни печатник, ни даже митрополит не знали всего. Именно он, Алексий, по должности приглядывал за Храмом Предславы; он один хранил тайное знание; и, наконец, только он и мог распоряжаться той силой, что заключена в Храме.